потому что пирожок – он волшебный!(c)
i hope i'm not dying of anguish
чонин/кёнсу, чанёль
space-au, romamce, angst
G
2 161 words
>>>- Знаешь, моя планета очень красивая, - говорит он и смаргивает, от чего зрачок на секунду расплющивается и как кошачий, только горизонтальный.
- Она всегда в тени спутника, который движется так, что почти все время закрывает нас от солнца,
- Кёнсу склоняет голову набок и челка прикрывает его глаза.
На крейсере слишком светло и парень почти всегда щурится, потому что непривычной к такой яркости сетчатке больно. Только так, сидя в госпитале и выключив все возможные источники света в небольшом отсеке, Чонин может видеть его широко раскрытые глаза.
- У нас очень много рек, озер и морей, и, знаешь, на дне, если не слишком глубоко, видно эйду - это такие маленькие рыбки со светящейся чешуей. Похоже на гирлянду. Представь себе целые светящиеся потоки, уходящие далеко за горизонт. Колонисты говорили, что планета похожа на ёлочную игрушку, - Кёнсу поднимается с подушки, чтобы говорить тише и быть ближе к парню, устроившемуся на его кровати; шелест покрывала сейчас звучит громче, чем звуки войны.
- Они дарили нам подарки и учили, рассказывали о своей планете. До того, как война пришла.
- А еще, я видел на картинках, на Земле есть такое животное – волк. У нас тоже есть, только не хищное, и вместо шерсти что-то типа перьев. Они живут в лесах вдоль рек и воют так, будто плачут о ком-то. Очень красиво и грустно. Я не видел их ни разу, но слышал, и отец часто рассказывал. Только это не похоже на волчий вой.. Я просто не знаю, как правильно описать.
- У нас вообще мало что похоже, - Чонин пугается своего осипшего голоса.
- Мы похожи, - улыбается Кёнсу, обнажая ряды идеально белых зубов; Киму приходит веселая мысль о том, что, возможно, в полной темноте они тоже светятся.
Чонин смотрит на его почти белую кожу с прожилками вен, очень сильно проступающих возле глаз и на запястьях. Он трогает их пальцами, и сеточка проступает ярче, будто тянется за прикосновением сквозь кожу. Кёнсу следит за ним широко раскрытыми глазами и зрачок в них то увеличивается, то уменьшается.
- Две ноги, две руки, одинаковые, - Чонин слышит, как его голос разделяется на два потока, будто мелодичное эхо.
- Совсем разные, - качает головой парень. – А ты можешь петь? – внезапно переводит тему Чонин.
- Нет, я не могу, - вертит головой Кёнсу. – Это миф, про то, что все жители Шоа умеют петь. Поющая планета, так говорят, да? Просто это частоты.. У людей тоже есть вторые связки, я знаю, они называются ложными и вы не можете ими пользоваться. У меня два голоса с рождения, и говорю я сразу обоими, просто подстраиваю одну тональность, понимаешь? – последнюю фразу шоанец говорит разными голосами, следя за реакцией Чонина.
- Не все стараются контролировать, поэтому создается впечатление, будто мы тянем ноту, голоса иногда подскакивают, или наоборот опускаются. То ниже, то выше, - Кёнсу качает головой влево вправо.
- Я думаю, что это должно бы быть шумно.. Когда вы говорите.
- У нас тихие голоса, поэтому, наверное, нет. Я могу легко сорвать связки, даже попробовав хоть немного повысить голос на пару-тройку тонов, - Кёнсу пожимает плечами.
- На Шоа холодно, почему ты такой худой? Ни жиринки, - Чонин снова меняет тему, проводя рукой по его плечу; ему очень интересно все. Все, что связано с теперь тлеющей планетой и мальчиком, что он спас, увозя в челноке на своих руках.
- Я не знаю, все такие. У нас другая пища просто. Я первый раз попробовал белок здесь, и меня вырвало, - в полумраке Кёнсу кажется еще меньше, и Чонин уже который день ждет, когда же он спросит о планете.
Шоа догорает, и все так любимые Кёнсу реки, и воющие волки, этого ничего уже нет. Чонин не может понять, почему он не спрашивает, почему просто спокойно говорит о своем доме, будто он все еще где-то там. Ким Чонин лишь капрал с далекой Земли, которая шлет спасательные крейсера на помощь планетам, оказавшимся в зоне поражения Саламского флота, которому теперь уже нет дела, в Союзе они, или нет. Нога Кёнсу почти зажила, но он вряд ли теперь сможет бегать, да и куда, в принципе? Майор плюнул на Чонина, когда тот второй месяц кряду продолжал пропадать в госпитале, сначала пытаясь найти неизвестного шоанца среди сотен спасенных с планеты, а затем не отходящего от него более чем на час, или же под угрозой расправы, карцера и трибунала. Сейчас, конечно, не действует и это.
- Сколько тебе лет? – спрашивает Кёнсу, рассматривая короткие полукружья чужих ногтей.
- Мне двадцать, - отвечает тот, не отнимая руку.
- Они же розовые, да?
- Только ногти, кожа у меня темнее, чем твоя, - Чонин проводит рукой по его темной челке, убирая ее за ухо.
Он уже знает, что Кёнсу видит немного иначе; зрение приспособилось к полумраку, цвета приобрели совершенно другой оттенок. Но в кромешной тьме парень тоже не видит, как и люди.
- Ученые-колонисты говорили, что мы стареем быстрее, но при этом мозговая деятельность намного выше. Меня часто отправляли на разные исследования, было весело. Только слишком много света в их лабораториях и домах, - Кёнсу вдруг улыбается. – У меня слезились глаза и поначалу все думали, что я всегда плачу, называли плаксой.
Слова у Чонина вырываются раньше, чем он успевает подумать.
- Ты не плачешь по своей планете, - это заставляет Кёнсу дернуться в сторону.
Шоанец сжимает пальцами одеяло и встряхивает челкой, так что та привычно ложится ему на один глаз.
- Моей семьи нет, планеты теперь тоже, первое, что я сделал, когда очнулся и понял все – это плакал до кругов в глазах. Разве теперь что-то такое имеет смысл? Я все равно не верну ничего.
- Мы скоро прибудем в Армак, это большая станция, которую Восточный Союз построил специально для пострадавших. Ты можешь найти кого-то со своей планеты, - Чонину кажется что это звучит еще хуже, чем до этого в голове.
- Ты правда не понимаешь? – Кёнсу изгибает брови, а улыбка его выглядит слишком горькой; от нее у Чонина шипит кончик языка.
- Пошел уже столько времени, а я все-еще не могу спать ночью. У меня в голове крик отца и размозженный череп сестры. Мне кажется если я увижу кого-то из наших, то сойду с ума. До сих пор не могу понять, почему на этом уровне только я с Шоа.
- Это десятый уровень, я просил у майора о помощи с переводом, и он не отказал, - сказал Чонин, стараясь не смотреть на Кёнсу.
Тот выглядел очень удивленным.
- Наш отсек здесь рядом, я просто устал ходить с девятого на двадцать третий. Меня даже уже знают как того-капрала-с-шоа, - фыркает парень и Кёнсу смеется.
Чонин первый раз слышит его смех, и застывает, потому что по позвоночнику пробегают мурашки от звонких ноток.
- Ты решил проследить, не умру ли я? А то все старания напрасны. Ты спас бы еще многих, если бы я не вцепился руками.. Мне потом сказали что это от шока, ну, врачи не могли отцепить, пришлось давать снотворное.
- Я помню. Ты мне форму порвал на рукаве, - Кёнсу чувствует теплоту в его голосе и смущенно смеется.
Этот человек очень странный..
---
Кёнсу сидит в отсеке bn-1090, и от столпившихся вокруг него солдат ему очень душно.
Чонин отпихивает от него улыбающиеся лица и ворчит, потому что от их пальцев, с энтузиазмом пожимающих руку шоанца, на коже парня остаются лиловые следы, а венки проступают то тут, то там.
- Ты Кёнсу? – сквозь толпу протискивается высокий парень с крашеным в белый коротким ежиком волос и торчащими ушами. – Ты такой маленький! Сколько тебе лет? Первый раз вижу шоанца в дневном свете!
Кёнсу широко раскрывает глаза с линзами, защищающими сетчатку от яркого света, и не знает, на какой вопрос нужно отвечать.
- Я Кёнсу, - просто говорит он, и ему кажется, что его улыбка, должно быть, выглядит глупой. – Если по-вашему то мне двадцать один.
- А по-твоему? – раздается вопрос у парня за спиной.
- Девятнадцать.
- Так ты старше Чонина, или нет?
- И да и нет, - смеется Кёнсу, прислоняясь к сидящему рядом парню плечом.
- Отвали, Чанёль, иначе я расскажу майору, что ты делаешь во время вахты, - с усмешкой говорит
Чонин, и все взрываются хохотом.
Чонин очень не хотел знакомить Кёнсу с отрядом, но все оказалось не так плохо, да и нытье Чанёля его порядком утомило. И хотя приходилось грозить каждому расправой, если они вдруг хватали Кёнсу за руки слишком сильно, или утаскивали из госпиталя чтобы показать что-то очень, по их мнению, интересное, Чонин ворчал только по привычке. Он понимал, что шоанцу тоскливо, а что может быть веселее толпы клоунов?
---
Когда у Кёнсу на коже выступила сыпь, а глаза начали слезиться, покрывшись голубыми капиллярами, Чонин думал что сойдет с ума. Его очень долго не пускали в госпиталь, и капрал нарезал километры по кораблю, только чтобы не получить еще одно предупреждение от врачей, и не разбить себе голову о стену от ужасного волнения. Кёнсу не просыпался два дня, и это было самое ужасное время в жизни Чонина; он ненавидел неизвестность и ожидание.
Врач сказал, что это аллергия на какую-то пищевую добавку вкупе с синтетическим препаратом, который адаптирует организм шоанца к земному кислороду. Чонин не слушал дальше, потому что можно было увидеть Кёнсу.
Он долгих пять минут стоял у двери, держа руку над сенсором и переводя дыхание. Он боялся снова увидеть широко раскрытые влажные глаза и красную кожу в рубцах.
Кёнсу лежал к нему спиной, а из-под одеяла, под которое тянулись провода, торчали голые пятки. Коснувшись кожи и почувствовав, какая она привычно горячая и почти белоснежная, Чонин не смог сдержать облегченного вздоха. Сев рядом с Кёнсу он смотрел на его нахмуренные во сне брови, на руки, сжимающие ткань покрывала, и пытался подавить в себе волнами захлестывающую его нежность. Он наклоняется, стараясь дышать как можно тише, и прислоняется лбом к чужому виску, тут же чувствуя, как вздрагивает Кёнсу, просыпаясь.
- Что ты ел? Скажи мне, что вы ели с Чанёлем, и я убью его, - шепотом говорит Чонин.
- Тогда не скажу ни за что.
И, спустя секунду:
- Прости? – парень неуверенно смотрит на него, ложась на спину.
- Я думал что умру, - почему-то улыбается Чонин, забираясь руками под покрывало и обнимая Кёнсу за талию, прижимаясь к его груди.
Он слышит судорожный вздох, но не решается поднять голову, только еще сильнее прислушиваясь к стуку чужого сердца.
- Мне снился Шоа. Он светился еще ярче и пел.. было похоже на прощание, - Кёнсу кладет руку ему на голову и Чонин опять чувствует неприятную горечь на языке от его слов.
Понимаясь с его груди, парень видит блестящие от выступивших слез глаза Кёнсу, и в голове что-то с грохотом и звоном разбивается.
Начиная покрывать поцелуями его лицо, он проводит пальцами по губам парня и чувствует улыбку. Она мягкая и теплая, Чонин не видит ее, но знает, насколько она красива.
- Это нормально? То, что мы делаем? – тихо спрашивает Кёнсу, обнимая Чонина за шею.
- Я не уверен. Но что, по-твоему, теперь нормально в этом мире? – быстро проговаривает второй, съедая половину слов, и позволяя Кёнсу самому поцеловать его в губы.
---
ARMAK 094 слишком большой и слишком холодный, на нем тысячи спасенных с разных планет, напуганные, потерянные. Здесь дышится очень тяжело, и дело не в кислороде или чем-то еще.
Кёнсу растирает мерзнущие руки и глубже засовывает их в карманы куртки с нашивкой войск Северного Союза. Чуть ниже есть еще одна, на которой написано Ким Чонин; шоанец думает о том, увидит ли его обладателя еще хоть раз, и внутри все обрывается от этой мысли.
Чонин о чем-то говорит с майором, размахивая руками, но тот остается спокоен. Кёнсу видит, как напрягаются его плечи, как он отдает честь и быстрым шагом подходит ближе. Парню хочется сделать что-нибудь, чтобы убрать это ужасное выражение с лица человека.
Мы слишком малы для такого большого мира часто говорит Чонин, и именно сейчас Кёнсу жалеет об этом, потому что хотел бы мочь больше, потому что Чонину тоже нужна поддержка.
- Я говорил, что не выйдет, - он проводит ладонью по чужой щеке. – Чонин, посмотри на меня.
От взгляда темных, полных почти кричащего отчаяния глаз, ему хочется разорваться на части.
- Так надо. Пожалуйста, ради меня? – он стирает пальцами едва выступившие на глазах Чонина слезы. – Это я плакса, забыл?
- А что если мы не увидимся больше? – в такие моменты парень понимает кто из них старше.
Они столько времени боялись этого дня, и когда он наконец настал, оба поняли, что все еще хуже, чем могло бы быть.
- Но ты же будешь меня помнить? – Кёнсу обнимает его, утыкаясь в шею и вдыхая такой уже привычный запах.
- Подожди меня? Просто подожди, - Чонин порывисто обнимает в ответ, выбивая из легких шоанца воздух.
- Помнишь я говорил `волках` у меня на планете? – Чонин кивает. – Я теперь знаю, почему их песни такие грустные.
Кёнсу начинает напевать парню что-то на ухо, деля свой голос на два потока; и Чонин будто видит сверкающих в струящихся реках эйду, несущихся в сумрачный горизонт маленького Шоа.
Если Кёнсу будет петь ему так каждый день, то даже за миллионы световых лет он услышит.
- Ты обманщик, - смеется Чонин, целуя бледную щеку.
- Я пою только тем, кого люблю, - шоанец прикрывает глаза и легко выскальзывает из объятий.
Единственное, на что надеется Кёнсу, провожая своего человека взглядом - это не умереть от тоски, потеряв голос, как те пернатые волки на планете-ёлочной игрушке.
чонин/кёнсу, чанёль
space-au, romamce, angst
G
2 161 words
>>>- Знаешь, моя планета очень красивая, - говорит он и смаргивает, от чего зрачок на секунду расплющивается и как кошачий, только горизонтальный.
- Она всегда в тени спутника, который движется так, что почти все время закрывает нас от солнца,
- Кёнсу склоняет голову набок и челка прикрывает его глаза.
На крейсере слишком светло и парень почти всегда щурится, потому что непривычной к такой яркости сетчатке больно. Только так, сидя в госпитале и выключив все возможные источники света в небольшом отсеке, Чонин может видеть его широко раскрытые глаза.
- У нас очень много рек, озер и морей, и, знаешь, на дне, если не слишком глубоко, видно эйду - это такие маленькие рыбки со светящейся чешуей. Похоже на гирлянду. Представь себе целые светящиеся потоки, уходящие далеко за горизонт. Колонисты говорили, что планета похожа на ёлочную игрушку, - Кёнсу поднимается с подушки, чтобы говорить тише и быть ближе к парню, устроившемуся на его кровати; шелест покрывала сейчас звучит громче, чем звуки войны.
- Они дарили нам подарки и учили, рассказывали о своей планете. До того, как война пришла.
- А еще, я видел на картинках, на Земле есть такое животное – волк. У нас тоже есть, только не хищное, и вместо шерсти что-то типа перьев. Они живут в лесах вдоль рек и воют так, будто плачут о ком-то. Очень красиво и грустно. Я не видел их ни разу, но слышал, и отец часто рассказывал. Только это не похоже на волчий вой.. Я просто не знаю, как правильно описать.
- У нас вообще мало что похоже, - Чонин пугается своего осипшего голоса.
- Мы похожи, - улыбается Кёнсу, обнажая ряды идеально белых зубов; Киму приходит веселая мысль о том, что, возможно, в полной темноте они тоже светятся.
Чонин смотрит на его почти белую кожу с прожилками вен, очень сильно проступающих возле глаз и на запястьях. Он трогает их пальцами, и сеточка проступает ярче, будто тянется за прикосновением сквозь кожу. Кёнсу следит за ним широко раскрытыми глазами и зрачок в них то увеличивается, то уменьшается.
- Две ноги, две руки, одинаковые, - Чонин слышит, как его голос разделяется на два потока, будто мелодичное эхо.
- Совсем разные, - качает головой парень. – А ты можешь петь? – внезапно переводит тему Чонин.
- Нет, я не могу, - вертит головой Кёнсу. – Это миф, про то, что все жители Шоа умеют петь. Поющая планета, так говорят, да? Просто это частоты.. У людей тоже есть вторые связки, я знаю, они называются ложными и вы не можете ими пользоваться. У меня два голоса с рождения, и говорю я сразу обоими, просто подстраиваю одну тональность, понимаешь? – последнюю фразу шоанец говорит разными голосами, следя за реакцией Чонина.
- Не все стараются контролировать, поэтому создается впечатление, будто мы тянем ноту, голоса иногда подскакивают, или наоборот опускаются. То ниже, то выше, - Кёнсу качает головой влево вправо.
- Я думаю, что это должно бы быть шумно.. Когда вы говорите.
- У нас тихие голоса, поэтому, наверное, нет. Я могу легко сорвать связки, даже попробовав хоть немного повысить голос на пару-тройку тонов, - Кёнсу пожимает плечами.
- На Шоа холодно, почему ты такой худой? Ни жиринки, - Чонин снова меняет тему, проводя рукой по его плечу; ему очень интересно все. Все, что связано с теперь тлеющей планетой и мальчиком, что он спас, увозя в челноке на своих руках.
- Я не знаю, все такие. У нас другая пища просто. Я первый раз попробовал белок здесь, и меня вырвало, - в полумраке Кёнсу кажется еще меньше, и Чонин уже который день ждет, когда же он спросит о планете.
Шоа догорает, и все так любимые Кёнсу реки, и воющие волки, этого ничего уже нет. Чонин не может понять, почему он не спрашивает, почему просто спокойно говорит о своем доме, будто он все еще где-то там. Ким Чонин лишь капрал с далекой Земли, которая шлет спасательные крейсера на помощь планетам, оказавшимся в зоне поражения Саламского флота, которому теперь уже нет дела, в Союзе они, или нет. Нога Кёнсу почти зажила, но он вряд ли теперь сможет бегать, да и куда, в принципе? Майор плюнул на Чонина, когда тот второй месяц кряду продолжал пропадать в госпитале, сначала пытаясь найти неизвестного шоанца среди сотен спасенных с планеты, а затем не отходящего от него более чем на час, или же под угрозой расправы, карцера и трибунала. Сейчас, конечно, не действует и это.
- Сколько тебе лет? – спрашивает Кёнсу, рассматривая короткие полукружья чужих ногтей.
- Мне двадцать, - отвечает тот, не отнимая руку.
- Они же розовые, да?
- Только ногти, кожа у меня темнее, чем твоя, - Чонин проводит рукой по его темной челке, убирая ее за ухо.
Он уже знает, что Кёнсу видит немного иначе; зрение приспособилось к полумраку, цвета приобрели совершенно другой оттенок. Но в кромешной тьме парень тоже не видит, как и люди.
- Ученые-колонисты говорили, что мы стареем быстрее, но при этом мозговая деятельность намного выше. Меня часто отправляли на разные исследования, было весело. Только слишком много света в их лабораториях и домах, - Кёнсу вдруг улыбается. – У меня слезились глаза и поначалу все думали, что я всегда плачу, называли плаксой.
Слова у Чонина вырываются раньше, чем он успевает подумать.
- Ты не плачешь по своей планете, - это заставляет Кёнсу дернуться в сторону.
Шоанец сжимает пальцами одеяло и встряхивает челкой, так что та привычно ложится ему на один глаз.
- Моей семьи нет, планеты теперь тоже, первое, что я сделал, когда очнулся и понял все – это плакал до кругов в глазах. Разве теперь что-то такое имеет смысл? Я все равно не верну ничего.
- Мы скоро прибудем в Армак, это большая станция, которую Восточный Союз построил специально для пострадавших. Ты можешь найти кого-то со своей планеты, - Чонину кажется что это звучит еще хуже, чем до этого в голове.
- Ты правда не понимаешь? – Кёнсу изгибает брови, а улыбка его выглядит слишком горькой; от нее у Чонина шипит кончик языка.
- Пошел уже столько времени, а я все-еще не могу спать ночью. У меня в голове крик отца и размозженный череп сестры. Мне кажется если я увижу кого-то из наших, то сойду с ума. До сих пор не могу понять, почему на этом уровне только я с Шоа.
- Это десятый уровень, я просил у майора о помощи с переводом, и он не отказал, - сказал Чонин, стараясь не смотреть на Кёнсу.
Тот выглядел очень удивленным.
- Наш отсек здесь рядом, я просто устал ходить с девятого на двадцать третий. Меня даже уже знают как того-капрала-с-шоа, - фыркает парень и Кёнсу смеется.
Чонин первый раз слышит его смех, и застывает, потому что по позвоночнику пробегают мурашки от звонких ноток.
- Ты решил проследить, не умру ли я? А то все старания напрасны. Ты спас бы еще многих, если бы я не вцепился руками.. Мне потом сказали что это от шока, ну, врачи не могли отцепить, пришлось давать снотворное.
- Я помню. Ты мне форму порвал на рукаве, - Кёнсу чувствует теплоту в его голосе и смущенно смеется.
Этот человек очень странный..
---
Кёнсу сидит в отсеке bn-1090, и от столпившихся вокруг него солдат ему очень душно.
Чонин отпихивает от него улыбающиеся лица и ворчит, потому что от их пальцев, с энтузиазмом пожимающих руку шоанца, на коже парня остаются лиловые следы, а венки проступают то тут, то там.
- Ты Кёнсу? – сквозь толпу протискивается высокий парень с крашеным в белый коротким ежиком волос и торчащими ушами. – Ты такой маленький! Сколько тебе лет? Первый раз вижу шоанца в дневном свете!
Кёнсу широко раскрывает глаза с линзами, защищающими сетчатку от яркого света, и не знает, на какой вопрос нужно отвечать.
- Я Кёнсу, - просто говорит он, и ему кажется, что его улыбка, должно быть, выглядит глупой. – Если по-вашему то мне двадцать один.
- А по-твоему? – раздается вопрос у парня за спиной.
- Девятнадцать.
- Так ты старше Чонина, или нет?
- И да и нет, - смеется Кёнсу, прислоняясь к сидящему рядом парню плечом.
- Отвали, Чанёль, иначе я расскажу майору, что ты делаешь во время вахты, - с усмешкой говорит
Чонин, и все взрываются хохотом.
Чонин очень не хотел знакомить Кёнсу с отрядом, но все оказалось не так плохо, да и нытье Чанёля его порядком утомило. И хотя приходилось грозить каждому расправой, если они вдруг хватали Кёнсу за руки слишком сильно, или утаскивали из госпиталя чтобы показать что-то очень, по их мнению, интересное, Чонин ворчал только по привычке. Он понимал, что шоанцу тоскливо, а что может быть веселее толпы клоунов?
---
Когда у Кёнсу на коже выступила сыпь, а глаза начали слезиться, покрывшись голубыми капиллярами, Чонин думал что сойдет с ума. Его очень долго не пускали в госпиталь, и капрал нарезал километры по кораблю, только чтобы не получить еще одно предупреждение от врачей, и не разбить себе голову о стену от ужасного волнения. Кёнсу не просыпался два дня, и это было самое ужасное время в жизни Чонина; он ненавидел неизвестность и ожидание.
Врач сказал, что это аллергия на какую-то пищевую добавку вкупе с синтетическим препаратом, который адаптирует организм шоанца к земному кислороду. Чонин не слушал дальше, потому что можно было увидеть Кёнсу.
Он долгих пять минут стоял у двери, держа руку над сенсором и переводя дыхание. Он боялся снова увидеть широко раскрытые влажные глаза и красную кожу в рубцах.
Кёнсу лежал к нему спиной, а из-под одеяла, под которое тянулись провода, торчали голые пятки. Коснувшись кожи и почувствовав, какая она привычно горячая и почти белоснежная, Чонин не смог сдержать облегченного вздоха. Сев рядом с Кёнсу он смотрел на его нахмуренные во сне брови, на руки, сжимающие ткань покрывала, и пытался подавить в себе волнами захлестывающую его нежность. Он наклоняется, стараясь дышать как можно тише, и прислоняется лбом к чужому виску, тут же чувствуя, как вздрагивает Кёнсу, просыпаясь.
- Что ты ел? Скажи мне, что вы ели с Чанёлем, и я убью его, - шепотом говорит Чонин.
- Тогда не скажу ни за что.
И, спустя секунду:
- Прости? – парень неуверенно смотрит на него, ложась на спину.
- Я думал что умру, - почему-то улыбается Чонин, забираясь руками под покрывало и обнимая Кёнсу за талию, прижимаясь к его груди.
Он слышит судорожный вздох, но не решается поднять голову, только еще сильнее прислушиваясь к стуку чужого сердца.
- Мне снился Шоа. Он светился еще ярче и пел.. было похоже на прощание, - Кёнсу кладет руку ему на голову и Чонин опять чувствует неприятную горечь на языке от его слов.
Понимаясь с его груди, парень видит блестящие от выступивших слез глаза Кёнсу, и в голове что-то с грохотом и звоном разбивается.
Начиная покрывать поцелуями его лицо, он проводит пальцами по губам парня и чувствует улыбку. Она мягкая и теплая, Чонин не видит ее, но знает, насколько она красива.
- Это нормально? То, что мы делаем? – тихо спрашивает Кёнсу, обнимая Чонина за шею.
- Я не уверен. Но что, по-твоему, теперь нормально в этом мире? – быстро проговаривает второй, съедая половину слов, и позволяя Кёнсу самому поцеловать его в губы.
---
ARMAK 094 слишком большой и слишком холодный, на нем тысячи спасенных с разных планет, напуганные, потерянные. Здесь дышится очень тяжело, и дело не в кислороде или чем-то еще.
Кёнсу растирает мерзнущие руки и глубже засовывает их в карманы куртки с нашивкой войск Северного Союза. Чуть ниже есть еще одна, на которой написано Ким Чонин; шоанец думает о том, увидит ли его обладателя еще хоть раз, и внутри все обрывается от этой мысли.
Чонин о чем-то говорит с майором, размахивая руками, но тот остается спокоен. Кёнсу видит, как напрягаются его плечи, как он отдает честь и быстрым шагом подходит ближе. Парню хочется сделать что-нибудь, чтобы убрать это ужасное выражение с лица человека.
Мы слишком малы для такого большого мира часто говорит Чонин, и именно сейчас Кёнсу жалеет об этом, потому что хотел бы мочь больше, потому что Чонину тоже нужна поддержка.
- Я говорил, что не выйдет, - он проводит ладонью по чужой щеке. – Чонин, посмотри на меня.
От взгляда темных, полных почти кричащего отчаяния глаз, ему хочется разорваться на части.
- Так надо. Пожалуйста, ради меня? – он стирает пальцами едва выступившие на глазах Чонина слезы. – Это я плакса, забыл?
- А что если мы не увидимся больше? – в такие моменты парень понимает кто из них старше.
Они столько времени боялись этого дня, и когда он наконец настал, оба поняли, что все еще хуже, чем могло бы быть.
- Но ты же будешь меня помнить? – Кёнсу обнимает его, утыкаясь в шею и вдыхая такой уже привычный запах.
- Подожди меня? Просто подожди, - Чонин порывисто обнимает в ответ, выбивая из легких шоанца воздух.
- Помнишь я говорил `волках` у меня на планете? – Чонин кивает. – Я теперь знаю, почему их песни такие грустные.
Кёнсу начинает напевать парню что-то на ухо, деля свой голос на два потока; и Чонин будто видит сверкающих в струящихся реках эйду, несущихся в сумрачный горизонт маленького Шоа.
Если Кёнсу будет петь ему так каждый день, то даже за миллионы световых лет он услышит.
- Ты обманщик, - смеется Чонин, целуя бледную щеку.
- Я пою только тем, кого люблю, - шоанец прикрывает глаза и легко выскальзывает из объятий.
Единственное, на что надеется Кёнсу, провожая своего человека взглядом - это не умереть от тоски, потеряв голос, как те пернатые волки на планете-ёлочной игрушке.
@темы: фф, other, ಠ_ಠ, EXO, говнотекст
-
-
07.10.2012 в 17:59