потому что пирожок – он волшебный!(c)
honey
лу хань, чонин
pwp, romanse(?)
R
1 242
для Tinker Bell, go!
читать дальшеЧонин стоит в пол оборота, улыбаясь Чунмёну, изредка кивая на его слова и утирая пот со лба, каждый раз после этого движения смотря на ладонь, будто там может оказаться что-то интересное. У Лу Ханя от бесконечных и веселых улыбок все еще болят щеки, он окидывает возбужденным взглядом гримерную и возвращает его на Чонина. Улыбка медленно сползает с лица китайца, и ему неосознанно хочется сглотнуть, толкнув кадыком тихий выдох из горла так, чтобы никто не услышал. Чонин теперь смотрит в упор, щелкая клепками и ремешками браслетов, по одному снимая их и кидая на небольшой диван. И все звуки в ушах становятся гулкими отголосками, будто Лу Хань слышит все сквозь толщу воды. А Чонин смотрит, и в его глазах мед, темный и вязкий, обволакивает и пленяет, он чувствуется на кончике языка, но скорее терпко и остро, нежели как-то иначе. Уголки губ едва приподнимаются, грозя превратиться в улыбку, и этого старшему вполне достаточно, чтобы сразу все понять. Движения Чонина такие привычные и гладкие, что невозможно не думать о том, как тело парня отзывается и резонирует с его руками. Лу Хань прослеживает взглядом вздымающуюся от дыхания грудь, голые плечи, покрытые каплями пота, и в животе килограммами возбуждения тянет. Чонин прикрывает глаза, проводя руками по волосам, лишая на время зрительного контакта, позволяя передохнуть. Лу Хань сжимает губы в линию, когда, поворачиваясь к нему спиной, Чонин наклоняется, расшнуровывая кеды, и китаец видит, как перекатываются мышцы под тонкой майкой; а еще от него не укрываются пластыри на пояснице и от этого хочется выть. Желание прикоснуться, снимая с чониновых плеч усталость и чужие взгляды, усиливается с каждой минутой. Мед въелся в язык, наполняя рот слюной, заставляя часто сглатывать даже тогда, когда на Лу Ханя младший даже не смотрит. Он очень хочет Чонина, а осознание того, то у китайца есть на него право, заставляет напрягаться, колоться о собственное предвкушение кончиками пальцев и передергивать плечами в совсем не-лу ханевой манере.
-
Громкий смех Чонина ударяется о светлый затылок Лу Ханя, пока тот смеется с Цзитао и Сехуном на заднем сидении минивэна. Китаец порывается обернуться каждую секунду, когда Чонин делится чувствами о выступлении, и его голос красиво вибрирует, поднимаясь откуда-то из груди, и Лу Хань останавливает себя, просто молча слушая.
-
Даже когда Чонин наваливается на него в прихожей, не устояв на одной ноге, и его обдает запахом младшего, который Лу Хань почти судорожно и быстро втягивает, мгновенно переставая дышать, он терпит. А Чонин придерживается за его бедро, шурша курткой, и, справившись с обувью, уходит, напоследок тронув напрягшийся живот Лу Ханя пальцами. Китаец прикрывает глаза, отдавая себя приятной дрожи нетерпения, которая заставляет смаковать чужое имя на языке и приятно колет в затылке.
-
В общежитии шумно, как и всегда, когда вся группа собирается вместе, но Лу Хань в ожидании своего не спускает глаз с Чонина, хоть это и грозит ему; он чувствует себя букашкой, увязшей в меду, но обреченность эта приятна, желанна. Чонин хитро смотрит в ответ, проводя языком по губам.
-
Когда парни разбредаются по своим комнатам, желая друг другу спокойной ночи, Лу Хань улыбается каждому и выскальзывает в коридор, осторожно ступая по холодному паркету голыми ступнями.
Каждый раз невозможно не затаить дыхание, пробираясь сквозь темноту и приятную тишину как сквозь лесную чащу, в которой никогда ни ходил ни единый человек; дух захватывает, расслабляет мурашками спину. Лу Хань ведет рукой по стене, останавливаясь, когда видит силуэт в кресле против тусклого света фонаря из окна, плотно задернутого шторами. Предвкушение снова заставляет кусать губы и сжимать-разжимать пальцы. Чонин сидит, поджав ноги и наклонив голову к плечу; можно было бы подумать, что спит, но как только Лу Хань появляется, его глаза тут же распахиваются, блеснув едва. Он опускает ноги на пол, и проводит руками по бедрам – нетерпение; Чонин тоже ждет. За секунду до того, как коснуться щеки парня, Лу Хань чувствует ее шелк, поддаваясь мраку за своей спиной и выдыхая капельки возбуждения, тут же тающие в воздухе. Чонин пышет жаром, он превращает в пепел, просто находясь рядом. Лу Хань забирается на него, сжимая коленями чужие бедра, может, даже делая немного больно, но Чонин тихо стонет даже от этого, слизывая со своих губ горечь нетерпеливости. Старший уже голый по пояс, и Чонин целует его прохладную кожу, а где-то на заднем фоне мелькает мысль о том, что он совсем забыл про открытое окно. Лу Хань заново запоминает его движения, следуя за ними как отголосок, и щемящее нежно целует пухлые губы, кажущиеся самым ярким пятном в приятной темноте комнаты. Он сминает их своими, давая желаемое, стараясь не думать насколько это сладко; так, что болью отзывается где-то в затылке. Чонин гулко стонет и отстраняется, чтобы оставить долгие поцелуи на чужом подбородке, порхая губами по линии челюсти, заставляя Лу Ханя откидывать голову назад, закрывая глаза. Проводя руками по бокам и притягивая ближе, Чонин тревожит кожу на груди старшего, наклоняясь и лаская его соски языком, удовлетворенно постанывая одновременно с Лу Ханем. Он трется о Чонина пахом, отрывая потом одну руку от чужого плеча и начиная гладить себя между ног, распаляя этим Кая еще сильнее. Лу Хань стонет чуть хрипло, сжимая что-то в животе Чонина в комок, и зарывается другой рукой в его волосы, оттягивая их, накидываясь и целуя влажно и откровенно, покусывая то нижнюю, то верхнюю губу младшего, наслаждаясь еще более ярким цветом, который они приобретают.
- Чонин, - выдыхает он судорожно, запуская ладони под футболку парня и рывком снимая ее.
Он приглаживает растрепавшиеся волосы, касаясь пальцами ушных раковин и мягких мочек, ведет по сильным юношеским плечам, рукам, тут же обвивающим его за талию, так тепло и привычно покоясь на пояснице.
- Дай мне почувствовать, - шепчет Лу Хань как Лесной Царь, соблазняя, ведя за собой, даря прикосновения, вынуждая, чарами своими опутывая.
Ведьмак, не иначе.
И Чонин позволяет, позволяет, как делал это всегда. Он следит за ним, пока Лу Хань стягивает последнюю одежду, и каждый раз не может сдержать восторга, закрывая глаза и отдаваясь на чужую милость. Лу Хань тяжелым грузом опускается на него, трением кожи высекая искры. Создает Чонина по кусочкам как умелый кузнец, кидая то в жар то в холод, делая под себя, так, как ему хочется. А младший отдается с такой страстью, на которую способен лишь он, опаляя раскаленным железом руки Лу Ханя, который просто не в силах теперь отстраниться, пусть даже обжигающе горячо.
Он скользит вниз, переворачивая Чонина на живот, целует кончики поджимающихся пальцев, ступни и пятки, косточки на лодыжках, расслабленные икры, щекочет носом и кончиками волос тонкую кожу под коленями, ласкает бедра. Он касается губами ягодиц Чонина, сжимая их, заставляя краснеть, поднимаясь по уязвимой спине, слушая потрясающие звуки, что издает человек под ним. Переворачивая его обратно на спину, Лу Хань оставляет миллион улыбок на лице парня, подчиняясь всхлипам и вздохам, когда осторожно берет член Чонина в рот. Он любит его тело, не тратя слов и переполняя прикосновениями.
Чонин запрокидывает голову, умирая тысячью огромных смертей, пока Лу Хань берет его. Ему хорошо до рези в глазах, а нависающий сверху парень, слишком идеальный, не дает спокойно вздохнуть. Внутри Чонина горячо, еще хуже, чем снаружи, под ладонями и под слепо шарящими по коже сухими приоткрытыми губами.
Выгибаясь идеальной дугой и практически не касаясь дивана ничем, кроме затылка, Чонин позволяет оглушительному удовольствию разлиться по венам, чувствуя, как немеют пальцы на ногах. Лу Хань шепчет что-то у его виска, но едва ли сам слышит себя, потому что протяжный полу вздох полу стон Чонина становится последней каплей.
Лу Хань знает, что после огразма у младшего всегда немеют ноги. Уже позже, он растирает их руками, под теплым взглядом из-под полу прикрытых век, а улыбка, играющая на его губах опять слишком медово-блестящая и сладкая. Ее хочется целовать и сейчас, и тысячи долгих потом после.
*картинка потащена с тамблера
лу хань, чонин
pwp, romanse(?)
R
1 242
для Tinker Bell, go!
читать дальшеЧонин стоит в пол оборота, улыбаясь Чунмёну, изредка кивая на его слова и утирая пот со лба, каждый раз после этого движения смотря на ладонь, будто там может оказаться что-то интересное. У Лу Ханя от бесконечных и веселых улыбок все еще болят щеки, он окидывает возбужденным взглядом гримерную и возвращает его на Чонина. Улыбка медленно сползает с лица китайца, и ему неосознанно хочется сглотнуть, толкнув кадыком тихий выдох из горла так, чтобы никто не услышал. Чонин теперь смотрит в упор, щелкая клепками и ремешками браслетов, по одному снимая их и кидая на небольшой диван. И все звуки в ушах становятся гулкими отголосками, будто Лу Хань слышит все сквозь толщу воды. А Чонин смотрит, и в его глазах мед, темный и вязкий, обволакивает и пленяет, он чувствуется на кончике языка, но скорее терпко и остро, нежели как-то иначе. Уголки губ едва приподнимаются, грозя превратиться в улыбку, и этого старшему вполне достаточно, чтобы сразу все понять. Движения Чонина такие привычные и гладкие, что невозможно не думать о том, как тело парня отзывается и резонирует с его руками. Лу Хань прослеживает взглядом вздымающуюся от дыхания грудь, голые плечи, покрытые каплями пота, и в животе килограммами возбуждения тянет. Чонин прикрывает глаза, проводя руками по волосам, лишая на время зрительного контакта, позволяя передохнуть. Лу Хань сжимает губы в линию, когда, поворачиваясь к нему спиной, Чонин наклоняется, расшнуровывая кеды, и китаец видит, как перекатываются мышцы под тонкой майкой; а еще от него не укрываются пластыри на пояснице и от этого хочется выть. Желание прикоснуться, снимая с чониновых плеч усталость и чужие взгляды, усиливается с каждой минутой. Мед въелся в язык, наполняя рот слюной, заставляя часто сглатывать даже тогда, когда на Лу Ханя младший даже не смотрит. Он очень хочет Чонина, а осознание того, то у китайца есть на него право, заставляет напрягаться, колоться о собственное предвкушение кончиками пальцев и передергивать плечами в совсем не-лу ханевой манере.
-
Громкий смех Чонина ударяется о светлый затылок Лу Ханя, пока тот смеется с Цзитао и Сехуном на заднем сидении минивэна. Китаец порывается обернуться каждую секунду, когда Чонин делится чувствами о выступлении, и его голос красиво вибрирует, поднимаясь откуда-то из груди, и Лу Хань останавливает себя, просто молча слушая.
-
Даже когда Чонин наваливается на него в прихожей, не устояв на одной ноге, и его обдает запахом младшего, который Лу Хань почти судорожно и быстро втягивает, мгновенно переставая дышать, он терпит. А Чонин придерживается за его бедро, шурша курткой, и, справившись с обувью, уходит, напоследок тронув напрягшийся живот Лу Ханя пальцами. Китаец прикрывает глаза, отдавая себя приятной дрожи нетерпения, которая заставляет смаковать чужое имя на языке и приятно колет в затылке.
-
В общежитии шумно, как и всегда, когда вся группа собирается вместе, но Лу Хань в ожидании своего не спускает глаз с Чонина, хоть это и грозит ему; он чувствует себя букашкой, увязшей в меду, но обреченность эта приятна, желанна. Чонин хитро смотрит в ответ, проводя языком по губам.
-
Когда парни разбредаются по своим комнатам, желая друг другу спокойной ночи, Лу Хань улыбается каждому и выскальзывает в коридор, осторожно ступая по холодному паркету голыми ступнями.
Каждый раз невозможно не затаить дыхание, пробираясь сквозь темноту и приятную тишину как сквозь лесную чащу, в которой никогда ни ходил ни единый человек; дух захватывает, расслабляет мурашками спину. Лу Хань ведет рукой по стене, останавливаясь, когда видит силуэт в кресле против тусклого света фонаря из окна, плотно задернутого шторами. Предвкушение снова заставляет кусать губы и сжимать-разжимать пальцы. Чонин сидит, поджав ноги и наклонив голову к плечу; можно было бы подумать, что спит, но как только Лу Хань появляется, его глаза тут же распахиваются, блеснув едва. Он опускает ноги на пол, и проводит руками по бедрам – нетерпение; Чонин тоже ждет. За секунду до того, как коснуться щеки парня, Лу Хань чувствует ее шелк, поддаваясь мраку за своей спиной и выдыхая капельки возбуждения, тут же тающие в воздухе. Чонин пышет жаром, он превращает в пепел, просто находясь рядом. Лу Хань забирается на него, сжимая коленями чужие бедра, может, даже делая немного больно, но Чонин тихо стонет даже от этого, слизывая со своих губ горечь нетерпеливости. Старший уже голый по пояс, и Чонин целует его прохладную кожу, а где-то на заднем фоне мелькает мысль о том, что он совсем забыл про открытое окно. Лу Хань заново запоминает его движения, следуя за ними как отголосок, и щемящее нежно целует пухлые губы, кажущиеся самым ярким пятном в приятной темноте комнаты. Он сминает их своими, давая желаемое, стараясь не думать насколько это сладко; так, что болью отзывается где-то в затылке. Чонин гулко стонет и отстраняется, чтобы оставить долгие поцелуи на чужом подбородке, порхая губами по линии челюсти, заставляя Лу Ханя откидывать голову назад, закрывая глаза. Проводя руками по бокам и притягивая ближе, Чонин тревожит кожу на груди старшего, наклоняясь и лаская его соски языком, удовлетворенно постанывая одновременно с Лу Ханем. Он трется о Чонина пахом, отрывая потом одну руку от чужого плеча и начиная гладить себя между ног, распаляя этим Кая еще сильнее. Лу Хань стонет чуть хрипло, сжимая что-то в животе Чонина в комок, и зарывается другой рукой в его волосы, оттягивая их, накидываясь и целуя влажно и откровенно, покусывая то нижнюю, то верхнюю губу младшего, наслаждаясь еще более ярким цветом, который они приобретают.
- Чонин, - выдыхает он судорожно, запуская ладони под футболку парня и рывком снимая ее.
Он приглаживает растрепавшиеся волосы, касаясь пальцами ушных раковин и мягких мочек, ведет по сильным юношеским плечам, рукам, тут же обвивающим его за талию, так тепло и привычно покоясь на пояснице.
- Дай мне почувствовать, - шепчет Лу Хань как Лесной Царь, соблазняя, ведя за собой, даря прикосновения, вынуждая, чарами своими опутывая.
Ведьмак, не иначе.
И Чонин позволяет, позволяет, как делал это всегда. Он следит за ним, пока Лу Хань стягивает последнюю одежду, и каждый раз не может сдержать восторга, закрывая глаза и отдаваясь на чужую милость. Лу Хань тяжелым грузом опускается на него, трением кожи высекая искры. Создает Чонина по кусочкам как умелый кузнец, кидая то в жар то в холод, делая под себя, так, как ему хочется. А младший отдается с такой страстью, на которую способен лишь он, опаляя раскаленным железом руки Лу Ханя, который просто не в силах теперь отстраниться, пусть даже обжигающе горячо.
Он скользит вниз, переворачивая Чонина на живот, целует кончики поджимающихся пальцев, ступни и пятки, косточки на лодыжках, расслабленные икры, щекочет носом и кончиками волос тонкую кожу под коленями, ласкает бедра. Он касается губами ягодиц Чонина, сжимая их, заставляя краснеть, поднимаясь по уязвимой спине, слушая потрясающие звуки, что издает человек под ним. Переворачивая его обратно на спину, Лу Хань оставляет миллион улыбок на лице парня, подчиняясь всхлипам и вздохам, когда осторожно берет член Чонина в рот. Он любит его тело, не тратя слов и переполняя прикосновениями.
Чонин запрокидывает голову, умирая тысячью огромных смертей, пока Лу Хань берет его. Ему хорошо до рези в глазах, а нависающий сверху парень, слишком идеальный, не дает спокойно вздохнуть. Внутри Чонина горячо, еще хуже, чем снаружи, под ладонями и под слепо шарящими по коже сухими приоткрытыми губами.
Выгибаясь идеальной дугой и практически не касаясь дивана ничем, кроме затылка, Чонин позволяет оглушительному удовольствию разлиться по венам, чувствуя, как немеют пальцы на ногах. Лу Хань шепчет что-то у его виска, но едва ли сам слышит себя, потому что протяжный полу вздох полу стон Чонина становится последней каплей.
Лу Хань знает, что после огразма у младшего всегда немеют ноги. Уже позже, он растирает их руками, под теплым взглядом из-под полу прикрытых век, а улыбка, играющая на его губах опять слишком медово-блестящая и сладкая. Ее хочется целовать и сейчас, и тысячи долгих потом после.
*картинка потащена с тамблера
@темы: funfiction, other, EXO, my
Очень нежно и вместе с тем так наполнено страстью, что ее почти осязаешь... во взглядах, в прикосновениях, в приоткрывающихся губах.
Словно пытаешься рассмотреть их сквозь призму запотевшего стекла, почти ничего не видно, но так чувственно и каждый вздох еще долго звенит в ушах. все чувствуешь вслед за ними.
Спасибо